Глава 10. Мелодия первой любви

Сора-тян всё чаще находила предлоги, чтобы оказаться неподалёку от кабинета отца. Будь то прогулка с матерью или внезапное желание полить цветы в саду, её ноги, словно подчиняясь невидимой силе, сами вели её туда, где мог появиться Ли Ён.

Каждый раз, когда она замечала, как молодой посол выходит из кабинета, её сердце начинало стучать так громко, что, казалось, даже слуги, тихо сновавшие неподалёку, могли его услышать. Её глаза невольно следили за его высокой, уверенной фигурой, за тем, как он аккуратно поправлял рукава своего строгого одеяния или, уходя в собственные мысли, сосредоточенно смотрел вперёд.

В такие моменты её щёки вспыхивали, словно лепестки алых камелий, а взгляд тут же опускался вниз, будто она боялась, что её чувства станут слишком очевидными для окружающих. Но даже когда её взгляд был устремлён на землю, сердце, казалось, продолжало искать его.

"Какой же я глупый ребёнок", — думала она, сердито сжимая рукава своего кимоно фурисодэ. Но едва эта мысль рождалась, она вновь ловила себя на том, что высматривает Ли Ёна, как будто её сердце само тянется к нему.

Ей было трудно понять, почему этот человек так волнует её душу. Его слова были мягкими и сдержанными, а взгляд — глубоким, но всегда уважительным. И всё же в нём было что-то, что цепляло, будоражило, не давало покоя. Возможно, это была его непохожесть на всех тех юношей, которых она встречала прежде.

Молодой посол был совсем не похож на её отца, разве что ростом. Он был немного ниже, но его манера говорить, его поведение, его выдержка — вот что выделяло его.

В сравнении с этим молодым человеком отец явно проигрывал, который никогда не сдерживал себя в беседах, его громкий голос, казалось, пробивался сквозь стены, будто вокруг него были одни глухие, а руки, подобно тяжёлым брёвнам, неустанно размахивали в такт словам.

Стоило ему прийти в возбуждённое состояние, и Сора-тян предпочитала держаться от него на безопасном расстоянии. Она искренне любила отца, как дочь. Несмотря на его недостатки, она знала, что он по-настоящему любит её, мать и старшего брата. Но когда они оставались вдвоём, в ней росло беспокойство. Каждое громкое слово заставляло её внутренне сжиматься. Отец старался говорить тише, но это редко помогало. Уже через несколько минут в его обществе у неё начинала болеть голова. В детстве она с испугом слушала его, всегда находя повод ускользнуть из комнаты, как только начиналась вспышка гнева.

Однако со временем любопытство взяло верх. Она стала наблюдать, как её мать, Амико-сан, с удивительной лёгкостью успокаивает отца. Сора не могла не восхищаться тем, как ловко и непринуждённо матушка унимала его раздражение, словно повинуясь какой-то невидимой гармонии, подвластной лишь ей.

А потом она поймала себя на мысли, что тоже пробует говорить с отцом иначе. Тише, спокойнее, растягивая слова так, как это делала матушка. Она ещё не знала, насколько это у неё получается, но чувствовала: отец начинал прислушиваться к ней внимательнее. Может быть, когда-нибудь она тоже сможет находить нужные слова так же легко, как её мать.

Со временем Сора-тян сама решилась оставаться с отцом рядом. Она садилась рядом с отцом, когда его слова превращались в громовые раскаты, а руки начинали размахивать, словно пытались подкрепить каждый аргумент. Спокойно, почти невзначай, она накрывала его ладонь своей изящной рукой. Тёплое прикосновение, лёгкое, но уверенное, действовало на него, словно заклинание.

Тадамаса замирал, сначала слегка удивлённо глядя на изящную руку дочери, но затем, Сора-тян внимательно следила за отцом, его дыхание становилось ровнее, голос — тише, а жесты — более сдержанными. Постепенно ярость уступала место задумчивости. Казалось, её прикосновение напоминало ему о том, что он не только глава семьи и строгий лидер, но и отец, чья дочь обладает удивительным даром превращать бурю в штиль.

Для Соры-тян это стало важным уроком. Прежде всего, она поняла, что получила этот «дар» от своей матери, Амико-сан. Она осознала, что её сила — в голосе.Разговаривая с отцом чуть нараспев, словно бережно касаясь его словом, ей не нужно было даже прикасаться к нему.

Её мягкий, спокойный голос обладал удивительной способностью — направлять и успокаивать, даже когда перед ней стоял такой человек, как её отец.И, возможно, однажды этот дар пригодится ей не только в семье, но и в жизни, когда ей самой придётся быстро и хладнокровно принимать важные решения.

Однако всякий раз, когда в её покоях появлялась Сайо — служанка, нанятая матерью сразу после рождения Соры-тян, — или уже находилась там, казалось, атмосфера комнаты менялась. Сайо, с её тихой уверенностью и загадочным спокойствием, словно уравновешивала любую бурю. Даже на Тадамасу её присутствие действовало умиротворяюще, будто прохладный дождь, гасящий полыхающий огонь. Его голос становился мягче, движения теряли резкость, а напряжение в воздухе исчезало, уступая место едва уловимой гармонии.

Сора-тян вспомнила Ли Ёна, который был полной противоположностью её отца. Его голос, глубокий и мягкий, с идеальным японским произношением, звучал в её памяти словно музыка, которую не хотелось прерывать. Закрыв глаза, она вновь представила его слова, которые, казалось, наполняли её теплом. Неосознанно она обняла себя за плечи, скрестив руки, и тихо провела ладонями по ним, как будто пытаясь сохранить тепло, вызванное воспоминаниями о его присутствии.

Сора-тян чувствовала, как её внутренний мир медленно преображается — словно предрассветная тьма уступала место первому нежному лучу света. Её недавние тревожные мысли, запутавшиеся в хаосе чувств, расплетались под этой мелодией, обретая гармонию.

В эти дни она садилась на татами, а Сайо осторожно устанавливала кото на подставку, точно зная, как важна тишина перед первым звуком. Устроившись за инструментом, Сора-тян начинала перебирать струны, извлекая из них тихую, задумчивую мелодию. Сегодня это была нагаута, наполненная её переживаниями — нежными, но тревожными.Её серебристый голос сливался с мелодией, передавая тоску по молодому человеку, который, как ей казалось, даже не догадывался о её чувствах.

Голос Соры-тян был волшебным — он притягивал слушателя вне зависимости от возраста. Он не просто успокаивал — он окутывал лёгкой, почти невидимой пеленой и вселял надежду… на самые несбыточные мечты.

Пальцы автоматически перебирали струны кото, но голос временами предательски дрожал, срываясь на едва заметные паузы.

В такие моменты Сайо, сидевшая позади, мягко накрывала плечи девушки тёплым покрывалом. Её движения были неторопливыми и заботливыми, словно она оберегала не только тело, но и душу своей госпожи. Затем, взяв в руки гребешок, сделанный из тонкого дерева, она начала аккуратно расчёсывать длинные волосы Соры-тян, и пряди под её прикосновениями ложились гладко, словно отражая то спокойствие, что она приносила.

Тогда Сора-тян, чувствуя душевное успокоение, продолжала петь. Её голос становился всё тише, почти шёпотом, словно она боялась признаться даже самой себе в чувствах, что охватили её сердце.

"Нужно взять себя в руки," — подумала она.

Разложив перед собой листок бумаги, чернильницу и тонкую палочку для каллиграфии, она закрыла глаза, сосредоточилась на дыхании и, сделав медленный выдох, уверенными движениями кисти вывела иероглиф.

穏  "спокойствие"

Этот иероглиф всегда выходил у неё безупречно, но сегодня линия чуть дрогнула. Сора нахмурилась, досадливо отставив листок в сторону, и замерла, глядя на смазанную чернильную линию.

С тех пор, как она встретила молодого посла, её руки словно перестали слушаться. Привычные движения, которые раньше давались с лёгкостью, теперь выходили не такими точными, словно её внутреннее равновесие качнулось в неизвестную сторону.

Амико-сан, всегда внимательная к мелочам, заметила состояние дочери сразу. Она тихо зашла в её комнату, и, увидев, как Сора-тян сидит с опущенными плечами, её пальцы напряжённо сжимаются на рукаве кимоно, мягко коснулась её плеча.

— Что случилось, Сора-тян, девочка моя? — заботливо проговорила мать, её голос был тёплым, но с ноткой беспокойства.

Сора-тян подняла взгляд, но не успела ничего ответить. Рядом с ней стояла Сайо, которая до этого медленно расчёсывала её волосы, проводя гребнем по прядям с особой осторожностью, словно успокаивая каждую волну беспокойства.

Сайо, заметив Амико-сан, тут же опустила гребешок, склонилась в почтительном поклоне и сделала шаг назад, чтобы выйти, но Амико, слегка нахмурившись, жестом остановила её.

— Останься, — произнесла она мягко, но твёрдо.

Служанка Соры-тян кивнула и молча отошла чуть в сторону, оставаясь в поле зрения. Её спокойное присутствие словно создавало вокруг Соры невидимый защитный кокон, удерживая её от тревог, что роились в её сердце.

Амико-сан присела рядом, её лёгкое, но уверенное прикосновение к руке дочери было полным поддержки.— Расскажи мне, девочка моя, что тревожит твоё сердце?

Сора вздохнула, закрыла глаза, а затем, как ребёнок, нашедший утешение в самой родной близости, тихо уткнулась лбом в плечо матери. — Мама… — её голос был едва слышен, но дрогнул, выдавая, сколько эмоций сдерживалось внутри.

Амико-сан провела ладонью по её спине, её прикосновение было мягким, как ветер перед весенним дождём.

Сайо, оставаясь чуть поодаль, опустила глаза, словно давая им пространство для разговора. Но её присутствие, ровное и спокойное, было здесь неслучайно. Она знала: иногда достаточно просто быть рядом.

Амико-сан мягко улыбнулась, её тёплый взгляд был проницательным, но нежным. Она легко провела рукой по волосам дочери, приглаживая непослушные пряди, словно разглаживая не только локоны, но и беспокойные мысли, терзающие её сердце. — Девочка моя, — повторила она с ласковой укоризной, — я не слепа и не глуха. Что-то тревожит тебя, и, мне кажется, я знаю, что именно.

Сора-тян ещё сильнее покраснела, плотнее прижалась к материнской руке и безмолвно сжала край рукава её кимоно, словно находя в этой ткани тихую опору. — Я просто… просто задумалась, — ответила она едва слышно, и голос её дрогнул, выдавая внутреннюю борьбу.

Амико-сан вздохнула, но не стала давить, зная, что иногда дочери нужно немного времени, чтобы признаться даже самой себе. Она лишь погладила её по плечу и отвела взгляд в сторону сада, где ветерок трепетал среди ветвей сакуры, срывая первые цветы и унося их в неизвестность. — Счастье — как хрупкий цветок, — проговорила она задумчиво, её голос был мягким, словно шелест лепестков, кружащихся в воздухе. — Иногда оно приходит неожиданно и пугает своей новизной, но его нельзя игнорировать. Главное — не пытаться спрятаться от него. Просто будь честна с собой, Сора-тян.

— Давай с тобой загадаем, она таинствео понизила голос, но Сайо, стоявшая слышала тихие слова Амико-сан, и слегка улыбнувшись она поклонилась. — Если кто-то подарит тебе после нашего вовращения в Пусан, тот и будет твои суженым.

Девушка медленно подняла взгляд на мать. В её глазах отразились удивление, смятение, а затем — тёплая, робкая благодарность. Впервые за последние дни она почувствовала, что её тайна — не такая уж тяжёлая ноша. Матушка поняла всё… но не осудила.— Спасибо, матушка… — прошептала она, её голос дрожал от эмоций, и, забыв про сдержанность, она крепче прижалась к матери, жадно впитывая её тепло, её запах — лёгкий аромат рисовой пудры и слабый оттенок сандалового дерева.

Амико-сан тихо улыбнулась, погладила дочь по голове и с ласковой нежностью прошептала:

— Всё придёт в своё время, моя девочка.

Сайо, стоявшая чуть поодаль, наблюдала за ними с лёгкой, почти невидимой улыбкой. В её глазах светилось понимание — не только к Соре-тян, но и к её матери. Она слышала каждое слово и восхищалась мудростью Амико-сан.

В этот момент сердце Сайо наполнилось редким чувством умиротворения, словно она стала частью чего-то по-настоящему важного. И, всё же, вместе с этим пришло нет не сожаление, а тихая, глубокая печаль — от осознания того, что ей никогда не суждено испытать… отношений между матерью и дочерью.