Глава 3. Эхо Сансары

Нагаи Тадамаса вышел из своего кабинета, сопровождаемый тишиной и лёгким эхом собственных шагов. Его тяжёлые, но уверенные движения заставляли слуг и охранников прижиматься к стенам, низко склоняя головы.

Он был уверен: согласие на увеличение поставок дерева и железа он получит.«Да куда они денутся?» — усмехнулся он, равнодушно поправляя рукав своего кимоно.Нам, японцам, нужны ресурсы, а корейцам — соглашение и уверения в ненападении. Вот и вся дипломатия. Но играют в неё они слишком медленно… Постоянные задержки с поставками, отказ даже на мизерное увеличение в пять процентов — словно они не понимают, что времени у них всё равно нет. Не согласятся? Пусть попробуют. В конце концов, выбор у них невелик...

...

Он вспомнил, как ещё в эпоху Эдо, при сёгуне Цунаёси, отношения с Кореей формально считались «равными». Хотя все прекрасно понимали: именно Империя Ямато, а не Корейский двор, диктовала условия.

Официально Япония не требовала дани. Но неофициальный «обмен дарами» в точности повторял китайскую модель вассалитета — только теперь между двумя сторонами стояла не фигура Сына Неба, а остров Цусима. Именно туда корейцы везли товары якобы для "честного обмена," а на деле — для поставок по заниженным ценам.

Корейским торговцам из провинций предписывалось произвести определённые объёмы бумаги, риса, древесины и железа, а взамен они получали оплату, зачастую ниже себестоимости.

Да, Корея по-прежнему признавала сюзеренитет Китая и отправляла ему официальную дань, но с каждым десятилетием Империя Ямато всё настойчивее подталкивала Чосон к уступкам — особенно в вопросах стратегического сырья, фактически обескровливая её экономику и подтачивая обороноспособность Королевства Чосон.

После неудачи Имдинской войны, когда Ямато не удалось завоевать Чосон, давление со стороны Японии ослабло. Но теперь, спустя столетие, требования вновь растут — особенно к древесине и железу.Корея это понимает. Провинции тянут одеяло на себя, пытаясь оставить себе хотя бы часть ресурсов. Король Чосон понимает: война рано или поздно вспыхнет, и тогда древесина и железо понадобятся самим.

Пусанский офис, находившийся под контролем клана Со, давно перестал быть просто представительством. С японской точки зрения — это был порт и посольство. С корейской — ограниченный, но необходимый анклав, куда они даром вынужденно направляли всё: от бумаги до металла.

...

После того как Тадамаса возглавил офис, его жена, красавица Амико-сан, незаметно, изящной, но железной рукой, начала выстраивать собственную игру.

С её появлением всё изменилось. Дела шли не быстрее — но точнее. По слухам, через сеть личных информаторов она умела "играть" данью, словно фигурами на доске Го: помогая дружественным ей кланам, включая сёгунат, и обделяя вниманием те роды, что пока считала "ненужными".

Вчера, когда они обсуждали приезд нового корейского посла, Амико как бы невзначай заметила: — Согласитесь, мой муж, странно. Зачем Ли Су Иль присылает своего приёмного сына — человека, который, по слухам, лишь переводил на переговорах для отца и других чиновников?

Она приподняла брови и продолжила с той же спокойной задумчивостью:

— Говорили, что к этому молодому переводчику с нашей стороны не было ни одного упрёка. А вы ведь знаете, как наши дипломаты любят издеваться над корейскими переводчиками, заставляя их ошибаться на каждом шагу...

— Может, он приехал не просто как переводчик, — беззаботно отозвался Тадамаса. — Возможно, он везёт что-то важное. Что-то, связанное с поставками.

Амико-сан промолчала. Она не хотела вдаваться в подробности, чтобы не загружать мужа лишними размышлениями перед завтрашним визитом. Для неё всё было очевидно: под видом приёмного сына советника прибыл человек с прямым доступом к королевскому двору. И цель его визита — вовсе не дипломатический этикет. Он должен проверить, как работает Пусанский ваган: насколько эффективно распределяются корейские средства и какие японские кланы получают преимущество благодаря покровительству Цусимы и клана Со.

Тадамаса махнул рукой, словно говоря: не стоит волноваться.— Господин, хотите, я посижу за ширмой? — предложила Амико едва слышно. — Посмотрю на него. Послушаю.

Но тут она досадливо поморщилась, бросив взгляд на стол, заваленный свитками.

— Простите, господин, к сожалению, завтра я не смогу пойти с вами, — проговорила она, указывая на кипу бумаг. — Нужно ответить на важные письма.

Тадамаса просто кивнул, не уловив тонкого намёка. Он и не подозревал, что за кипой свитков скрывались обстоятельства куда серьёзнее, чем казалось на первый взгляд. Он уже заключил устное соглашение об увеличении поставок корейских товаров с одним из влиятельных кланов и даже успел получить задаток.

Но всё пошло не по плану. От корейской стороны прибыл гонец с вестью, перечёркивающей достигнутые договорённости. Тадамаса, прочитав послание наспех и по привычке лишь выхватив главное, вспылил. В ярости он убил посыльного одним ударом. Теперь последствия этого поступка висели над ним тяжёлым грузом.

Амико-сан уже не впервые садилась за стол, чтобы составить тонкое письмо: дипломатичное, взвешенное, объясняющее задержку поставок и исчезновение курьера. Но её постоянно отвлекали. А между тем ответ был важен — он должен был не только сгладить инцидент, но и предотвратить необдуманные шаги: как со стороны обделённого в поставках клана, так и со стороны потрясённых исчезновением посыльного поставщиков.

Теперь же Тадамаса, выйдя в сад, вовсе не вспоминал вчерашние слова жены. Он остановился, вдыхая утренний воздух, пропитанный ароматом сосен и влажной земли. Он был спокоен. Для себя он уже знал: ответы на все вопросы скоро проявятся — как чернила на рисовой бумаге под кистью опытного каллиграфа.

Коридор был длинным и прохладным — словно специально выстроен таким, чтобы приводить в чувство тех, кто входил сюда взволнованным. Мерное движение по его гладкому полу само настраивало ум, помогая обрести внутреннюю уверенность.На стенах висели свитки с иероглифами «Верность» и «Справедливость», но Тадамаса видел их столько раз, что давно перестал задумываться об их смысле. Теперь они были для него лишь частью оформления — красивым, привычным, как дыхание, фоном.

Раздвинув тяжёлые двери широким, уверенным движением, он вошёл в зал Тайсэйдзан. Просторное помещение встретило его торжественной тишиной. Вдоль стен стояли ширмы бёбу, расписанные утончёнными пейзажами — горы, сосны и утренний туман, намекавшие на хрупкость мира, словно напоминая: даже сила требует равновесия.

В центре зала находилась низкая лакированная трибуна, где предстояло сесть Тадамасе. Напротив — места для корейской делегации: простые циновки, без излишеств, но чистые и аккуратные.На стене за трибуной висел свиток с каллиграфией: «Тайсэйдзан» — «Великая гармония». Иероглифы были выведены уверенной рукой, от них веяло спокойной властью.

Делегация прибыла накануне вечером. Слуги доложили: всего четыре человека.«Торопятся…» — усмехнулся Тадамаса, складывая руки на груди. Солнце уже клонилось к югу — наступал Час Козы.Двери раздвинулись, и в зал хлынул свет, осветив пространство и заставив Тадамасу на миг прикрыть глаза.Четверо представителей корейской делегации вошли молча.

Тадамаса поклонился вошедшим не слишком низко — ровно настолько, чтобы подчеркнуть свой статус хозяина. Посол и его спутники ответили глубокими поклонами: в их жестах читались уважение и… лёгкая настороженность.

Когда Тадамаса поднял глаза, его взгляд застыл. Лицо главы делегации…— Не может быть… — в груди что-то неприятно сжалось.

«Говорят, молодой посол похож на японского аристократа…» — пробормотал он, ещё вчера воспринимая эти слухи как нечто несерьёзное. Но теперь…

Медленно поднявшись, Нагаи Тадамаса не сводил глаз с Ли Ёна. Он смотрел на него, словно увидел призрака из прошлого.Зал замер.

— Добро пожаловать в мой дом, глава корейской делегации, — наконец произнёс он, вновь обретая контроль над ситуацией.

Ли Ён сел только тогда, когда Тадамаса жестом указал ему на место. Он говорил сдержанно, с оттенком уважения:— Благодарю за тёплый приём, Тадамаса-сама. Для меня — честь вести переговоры с таким уважаемым человеком.

Но, Тадамаса почти не слушал. Его внимание поглотило другое: безупречный японский язык посла, мягкая интонация, совершенное произношение — будто отточенное с детства.

«Если он не японец, почему же говорит так чисто?.. Корейцы так не говорят», — с недоверием подумал Тадамаса. Молчание затянулось. — Простите, Тадамаса-сама, — осторожно произнёс Ли Ён. — Может быть, пригласим вашего переводчика? Его голос был спокоен, но в нём прозвучала едва уловимая провокация. Японская и корейская делегации переглянулись, уловив неясное напряжение между хозяином Тайсэйдзана и молодым послом.

Тадамаса поднял голову. — Посол… — он словно подбирал слова. — Ли Ён Су-сан, — негромко подсказал секретарь. — Ли Ён Су-сан, — повторил Тадамаса и кивнул. — Прошу вас зайти ко мне в кабинет в tori no koku — в Час Петуха. Там мы всё обсудим… более подробно.

Тадамаса поклонился чуть ниже, чем прежде, и, не оглядываясь, покинул зал. Он стремительно направлялся к жене.Волнение, сомнения и странное предчувствие переполняли его, заставляя сердце биться быстрее.